Библиотека сайта
"Израиль - боль и судьба мира"
 
Главная
Война и жизнь Ариэля Шарона
Путь в Осло
От автора
Глава 7
Приложения
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Предисловия
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
У ИСТОКОВ ОСЛО
КТО УБИЛ Ицхака Рабина
Гостевая
 
  • Моя Казань
  • Портал развлечений

  • Глава 11

    ГЛАВА 11.
    СМОГЛИ ЛИ МЫ СОХРАНИТЬ ЗАВЕСУ СЕКРЕТНОСТИ НАД ОСЛО?

     

    Сохранить в тайне проходившие в Осло переговоры было трудно, если не невозможно, что определялось обстоятельствами объективного характера. Мы были вынуждены раскрыть суть этих переговоров, сохраняя, тем не менее, окружавшую их завесу секретности, как на арабском и международном уровнях, так и на палестинском. Нам было очень трудно выбрать людей, организации или государства, которые должны были знать об их проведении. Трудность этого выбора состояла в том, что он не должен был повредить встречам в Осло и, в силу этого, не привести к полному раскрытию тайны, а также сорвать развивавшийся процесс. Для нас было необходимо укрепить позицию участников переговоров и их руководителей ради их охраны, а равно и ради того, чтобы заранее заручиться поддержкой этих людей со стороны заинтересованных сил. Это обстоятельство, в свою очередь, требовало проведения соответствующих действий. Мы оказались между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, нужно было сохранить необходимую завесу секретности, с другой, - добиться поддержки результатов этих переговоров, если они окажутся успешными.

     

    Когда начались переговоры в Осло, израильская делегация предложила поставить в известность об этом американское и египетское правительства. Палестинская делегация довела это предложение до нашего сведения. Мы согласились с ним, поставив условие, что израильтяне сообщают о начавшихся переговорах американскому правительству, мы же - египетскому. Шимон Перес сообщил необходимые сведения представителям американской администрации - Уоррену Кристоферу и Дану Кертцеру. Но оба они не отнеслись с достаточной серьезностью к поступившему сообщению, ограничившись лишь тем, что  приняли его к сведению, не придав вопросу какого-либо внимания или значения.

     

    Со своей стороны, мы поддерживали связь с Амром Мусой и Усамой аль Базом, ставя их в известность о всех подробностях переговоров. И тот, и другой постарались сохранить получаемые сообщения в тайне. Естественно,  они передавали необходимую информацию президенту Мубараку. Однако, стремясь сохранить эту информацию в тайне, представители египетской администрации не сообщили ее более никому.

    Египтяне достаточно часто встречались с американскими представителями, среди которых были Деннис Росс и другие. Но они никогда не раскрывали им эту тайну, воздерживаясь упоминать в ходе этих встреч об Осло. Они знали, что те американские представители, с которыми они встречались, были исключены из списка тех, кто был в курсе событий. В силу этого, тема Осло даже не затрагивалась. Разговоры между американскими и египетскими лидерами ограничивались лишь диалогами в связи с Вашингтоном и вокруг Вашингтона.

    В Египте же нами был поставлен в известность о происходящих событиях и Саид Кемаль. Однажды я взял с собой Абу Аля для того, чтобы он разъяснил египтянам детали происходящего в Осло. Многие члены руководства были удивлены поездкой Абу Аля в Каир, так как было известно, что он не играет какой-либо роли в сфере контактов с египтянами.

    Нами было разъяснено, что его поездка в Каир связана с процессом многосторонних переговоров, что египтяне интересуются в некоторыми деталями, которые нужно согласовать с ними. Только под этим предлогом я смог взять его одного в египетский МИД, где он встретился с Амром Мусой. Никто так и не догадался, что он сопровождал меня в Каир с этой целью.

     

    Мы живем в Тунисе. Тунисцы никоим образом не вмешивались в наши внутренние дела. Они не пытались навязать нам какое-либо мнение или позицию, оставляя нам полную свободу действия на собственной территории вне зависимости от того, нравилось или не нравилось им наше поведение. Очень часто мы обращались к ним с просьбами передать американцам или представителям европейских стран то или иное мнение, позицию или просьбу. Это полностью исключало возможность оставить их в абсолютном неведении относительно происходившего в Осло. Мы знаем их преданность нашему делу, их готовность оказать нам любую услугу, предпринять усилия ради нас. Итак, мы должны были рассказать им об Осло. Но как?

     

    Нужно было сделать это в ходе разговора с глазу на глаз с министром иностранных дел или с государственным секретарем по иностранным делам. Эта встреча должна была состояться вне стен тунисского Министерства иностранных дел. В конце концов, я встретился наедине с Саидом бен Мустафой и рассказал ему о переговорах в Осло, содержании палестинско-израильских контактов, о нашем стремлении сохранить в тайне происходящее. Я сказал ему, что наше стремление поделиться о происходящем с тунисцами определялось доверием к ним, знанием того, что они позитивно отреагируют на это событие, а также тем, что мы нуждаемся в их совете. Я сказал ему также, что буду подробно информировать его обо всем, что будет происходить в будущем. В течение всего срока переговоров тунисцы ни словом не обмолвились о переговорах, не намекнули о них ни одной заинтересованной стороне. Они даже сделали вид, что им ничего не было известно в момент заявления о подписании соглашения, чтобы не ставить нас в неловкое положение.

     

    Его величество король Хасан II несколько раз говорил нам о необходимости прямых контактов с израильтянами. Мы всегда отвечали ему, что они этого не хотят, что мы желали бы установления такого рода контактов. Мы подчеркивали, что израильтяне отвергали всех направляемых им посредников. 27 рамадана 1413 г. Хиджры мы с Фейсалом аль-Хусейни были у марокканского короля. Он отвел меня в сторону и вновь заговорил со мной о прямых контактах с израильтянами, спросив меня: "Почему вы не связываетесь с израильтянами? Разве в их позиции не произошел прогресс?". Я ответил ему: "Да, ваше Величество. Произошло новое событие, мы сейчас проводим с ними встречи". Он ответил мне: "Прекрасная новость. Прошу вас сразу же сообщать мне обо всем, что происходит", во время этой встречи мы достигли договоренности о том, что марокканский посол в Тунисе будет связываться со мной, получать необходимую информацию и немедленно передавать ее без каких-либо посредников его величеству. Контакты с Хасаном II поддерживались таким образом до 17.08.1993 г., когда марокканский посол в Тунисе ушел в отпуск. Но в тот день я сообщил нашему послу в Марокко об окончательных результатах, когда мы все подготовили для подписания, и передал ему необходимую информацию, а он немедленно составил отчет, тайно переданный Его величеству через главу марокканской секретной службы бригадного генерала Аль-Кадири. 20.08.1993 г. я связался с ним по телефону и попросил поставить его величество в известность о том, что соглашение уже парафировано.

     

    Когда с момента начала переговоров в Осло прошло уже несколько месяцев, мы почувствовали неловкость из-за того, что не поставили в известность Иорданию и, прежде всего, его величество короля Хусейна лично. Иордания была нашим партнером по переговорам, она предоставила в наше распоряжение необходимое юридическое прикрытие, способствовавшее нашему приезду в Мадрид. Иордания помогала нам в ходе "переговоров в коридоре" в начале заседаний в Вашингтоне, и ее помощь продолжалась до тех пор, пока иорданцы и палестинцы не стали вести переговоры самостоятельно. Мы всегда говорим о том, что мы можем войти в конфедерацию с Иорданией. Мы часто подчеркиваем особый характер отношений между иорданским и палестинским народами. Все эти причины заставляли нас понимать, что нам не удастся избегнуть гнева короля Хусейна, если будет достигнуто соглашение с израильтянами, а он будет застигнут врасплох сообщением об этом соглашении. Мы предложили Абу Аммару сообщить королю о происходящем и сказать ему, что мы  поставим его в известность о всех результатах во время встречи между этими двумя деятелями, которая должна была состояться в апреле. Когда Абу Аммар вернулся из Аммана, мы узнали, что он обо всем сообщил королю, и что тот был очень доволен полученной информацией. Но я-то знаю, что Абу Аммар обладает одной особенностью. Если он хочет и одновременно не хочет кому-либо о чем-либо сообщить, то он говорит так, что его собеседник ничего не понимает. Поэтому я решил сам отправиться в Иорданию и подробно рассказать королю обо всем, что произошло. Но к моему полному разочарованию в Аммане короля не было, и мне пришлось вернуться ни с чем. Пришлось отправиться туда еще раз и вновь попытаться ему обо всем рассказать. Но и на этот раз меня постигла неудача. Король был не один, я также был не один. Просить его уединиться со мной, чтобы рассказать ему об Осло, было неприлично. Я мог вызвать раздражение присутствующих, возможные вопросы и подозрения с их стороны. Я вернулся в Тунис, откуда я хотел предпринять третью попытку. Но и ее результат был таким же -  король покинул Амман. Тогда я решил поговорить наедине с общим и близким к королю другом. Это д-р Ашраф аль-Курди. Я сказал ему: "Прошу тебя передать Его Величеству, что я уже три раза приезжал в Амман, чтобы поговорить с ним по очень важному делу, связанному с переговорами. Но сделать мне этого не удалось. Надеюсь, что четвертая попытка станет успешной".

    Но четвертой попытки не было. В Осло состоялось подписание. Сообщение об этом появилось в израильской прессе. Король Хусейн был страшно разгневан, считая, что мы пытались скрыть от него переговоры с момента их начала и до самого завершения. Не знаю, примет ли он мои доводы и извинения, но я говорю ему полную правду.

     

    Утром 17.08.1993 г. мы полностью завершили переговоры в Осло. Все было готово для того, чтобы через несколько дней приехала делегация для подписания соглашения. Меня посетил саудовский посол в Тунисе Ибрагим ас-Саад. Мы говорили с ним о многом. Я сказал ему, что мы почти пришли к соглашению с израильтянами, и попросил его передать эту новость королю Фахду лично. Конечно, я сказал ему о том, что эту новость нужно сохранить только в очень узком кругу, поскольку полученная им информация еще не только нигде не публиковалась, но и сам процесс переговоров еще не завершен. Соответствующее сообщение было передано королю. Король немедленно ответил нам, что он счастлив, что его королевство поддерживает наше решение, что он сам желает нам всяческих успехов. 20.08.1993 г. я передал саудовскому послу, которому я обещал давать всю необходимую информацию, сообщение о том, что в Осло состоялось подписание и что мы готовим текст соглашения для прессы, для чего потребуется некоторое время.

     

    Этим арабским странам мы сообщили о переговорах в Осло. Следует отметить, что нам не задавали там лишних вопросов. Но в них внимательно следили за всем происходящим. К получаемой от нас информации они относились очень серьезно. Конечно, мы просили их не публиковать и не распространять эту информацию. Все оказались на высоте ответственности. Мы хотели поставить в известность все заинтересованные арабские страны. Но, вместе с тем, мы боялись, что если эти переговоры провалятся, то нас обвинят в несерьезности и неспособности вести политические переговоры.

     

    Так обстояли дела с арабским уровнем. Что же касается международного, то было невозможно, чтобы о происходящем не знали оба коспонсора. Даже если бы мы не поставили их в известность, то их разведка все равно узнала бы о переговорах. Если израильтяне официально  известили США, то нашим долгом было поставить в известность русских, с которыми нас связывали старые дружеские отношения. У нас существовала совместная координационная комиссия, которая ежемесячно собиралась или в Москве, или в Тунисе. С момента создания этой комиссии прошло уже пять лет, но ее заседания никогда не срывались. Это свидетельствовало о стремлении русских и дальше развивать с нами дружеские и скоординированные отношения.

     

    Но русские были совсем не те, как во времена советского марксистского правления. Железная рука, которая раньше держала в строгости чиновников и высшее руководство, стала мягкой. В отличие от прошлого, стало невозможно сохранять информацию и секреты. Поэтому мне пришлось серьезно задуматься, прежде чем сообщать эту новость русским. Мне нужно было выбрать нужное время, а также нужного человека, которому бы я верил и который не разгласил бы полученную информацию или не предоставил ее информационным агентствам или разведывательным службам.

     

    У меня был друг, которого я знал уже двадцать лет. Я с ним познакомился, когда он был советником-посланником в посольстве Советского Союза в Дамаске. Затем он стал работать в центральном аппарате, был послом в Омане и Ираке, и, в конце концов, стал директором Департамента Ближнего Востока и Северной Африки. Иными словами, он возглавлял тот отдел, который непосредственно нас курировал и ежедневно нами занимался. Этим человеком был Виктор Посувалюк. Я полностью ему доверял, так как мне казалось, что он проявляет интерес к палестинской проблеме, а также всеми силами стремится к развитию наших двусторонних отношений. Он пытался устранить возникавшие на пути развития этих отношений препятствия, что было особенно существенно накануне войны в Заливе и в ходе неудавшегося переворота против Михаила Горбачева, когда некоторые члены палестинского руководством поддержали противников советского президента. Как известно, наши противники активно эксплуатировали эту позицию и требовали закрыть посольство Палестины в Москве. Однако этот человек защищал нас, смог пойти против течения, добился сохранения посольства и отношений и даже развития этих отношений.

     

    Я поставил Виктора Посувалюка в известность о переговорах в Осло. Это было важно потому, что ранее я обращался к нему с просьбой посодействовать тому, чтобы израильтяне установили бы с нами канал связи через Москву. Но израильтяне отказались это сделать. Я поставил его в известность, и он очень серьезно отнесся к полученному сообщению. Он сказал, что это единственно правильный путь ("если вы хотите прийти к позитивным результатам"), поскольку переговоры в Вашингтоне - это шантаж с помощью света, речей, ответных слов и выяснения позиций.

     

    Когда мы были накануне открытия одиннадцатого раунда, который должен был состояться в августе 1993 г., Виктор попросил меня приехать в Москву для работы в рамках координационной комиссии. Он сообщил мне, что хочет познакомить меня с русским посланником, который будет связан с нашей делегацией, его нужно было поставить в известность о наших идеях, просьбах и мнениях. 2З.08.1993 г. я приехал в Москву. Мы провели официальную рабочую встречу, на которой присутствовал наш поверенный в делах в Москве. На встрече были также некоторые сотрудники отдела Ближнего Востока и Африки. Речь шла о документе, переданном нашей делегации накануне завершения десятого раунда г-ном Джереджаном, об обсуждении этого документа, когда Деннис Росс, а затем Уоррен Кристофер совершили поездки в регион, об американских усилиях, направленных на сближение палестинской и израильской позиции. Я сказал, в частности, что мы предложим несколько позитивных и конструктивных идей, направленных на то, чтобы и этот раунд не постигла судьба предыдущих. Заседание закончилось рабочим обедом с заместителем министра иностранных дел г-ном Колоколовым. После этого я остался один на один с Виктором и сказал ему: "Забудь все то, о чем мы говорили в ходе официальной встречи. В Осло мы парафировали соглашение с израильтянами. Может быть, нам даже не потребуется одиннадцатый раунд, потому что все закончилось. Американцы до сих пор ничего не знают. Израильтяне попросили три дополнительных дня для того, чтобы поставить в известность американцев. Прошу тебя, сохрани это в тайне до тех пор, пока Шимон Перес и министр иностранных дел Норвегии не посетят Вашингтон, чтобы лично поставить об этом в известность Кристофера".

     

    Я еще не успел закончить своих слов, как Виктор бросился меня целовать и поздравлять с этим великим историческим свершением. В порыве радости он даже забыл спросить меня о деталях происшедшего. Он забыл также спросить о сущности соглашения, его пределах, перспективах и проблемах, которые оно поднимает. А видел, что в его глазах сияет счастье и гордость. Мне казалось, что от радости он заплачет. после этого ко мне пришел корреспондент газеты "Аль-Хайят" в Москве Джаляль аль-Машта. Он спросил меня о сути переговоров, о том, что там происходило. Я сказал ему: "Я дам вам приоритет в освещении событий. В течение шести месяцев, даже пяти будет достигнуто решение палестинской проблемы. Будьте уверены, что я отвечаю за каждое произносимое мною слово". Однако Джаляль не отнесся к моему сообщению как к приоритетному.

     

    Работники нашего посольства присутствовали на этой встрече и от удивления раскрыли рты. Они не привыкли слышать от меня таких определенных и решительных слов, затем они попросили меня разъяснить им смысл сказанного и дать дополнительную информацию. Я сказал им: "Запомните сегодняшнее число. Каждый следующий день будет укорачивать названный мной срок. Заявляю откровенно, без недомолвок, без измышлений и с полной ответственностью: соглашение - реальный факт".

     

    Так обстояли дела с международным уровнем. К счастью, не просочилось никакой информации, правда, Виктор сделал выговор израильтянам за то, что они скрыли от русских сообщения о переговорах в Осло. "К сожалению, - сказал он им, - вы игнорировали нас, хотя мы - второй коспонсор мирного процесса, вы ничего не сказали нам о контактах в Осло. О них нам сказали палестинцы. Мы благодарим их за доверие к нам".

     

    Конечно, раздражение, высказанное русскими израильтянам, поставило их в неловкое положение. Более того, следствием этого было то, что мы почувствовали себя неловко в наших взаимоотношениях с израильтянами, мы ведь не сообщали им о том, что поставили русских в известность о переговорах в целом. Это было сделано для того, чтобы они поняли, что им необходимо поступить так же, как поступили мы.

     

    В составе исполкома ООП только трое знали о происходивших контактах. Это были Ясир Арафат, Ясир Абд Раббо и я, этого не было достаточно для того, чтобы направлять работу других его членов. Такой человек, как Башир аль-Баргути, генеральный секретарь Палестинской компартии, пользующийся достаточной степенью уважения, высоко оцениваемый и обладающий чувством глубокой ответственности, живущий на оккупированной территории, основной участник группы, ведущей переговорный процесс, защищающий его необходимость, должен был быть уже с самого начала нами проинформирован. Он должен был вместе с нами обмениваться идеями и советами, заниматься тем, чем занимались мы. Он должен был вместе с нами участвовать в защите соглашения после его подписания. Его точка зрения уважалась многими. Уже одного этого было бы достаточно для того, чтобы убедить поддерживавших его людей в необходимости соглашения.

     

    Аль-Баргути был поставлен в известность о том, что происходило в Осло. Он выразил в этой связи свое полное удовлетворение и пожелал переговорам успеха. В ходе различных мероприятий я постоянно, до момента подписания поддерживал с ним контакты. Он выступил в поддержку соглашения, все члены его партии заняли идентичную ему позицию. Это помогло нам добиться большинства в исполкоме.

     

    Абу Махер активный работник ФАТХ, пользующийся уважением в палестинских кругах за свою справедливость, открытость и честность. Он одно время принимал участие в комиссии по контролю за переговорами в Вашингтоне, высказывал самостоятельные суждения по их поводу. Даже после того, как он перестал этим заниматься, я постоянно снабжал его документами, передавал ему информацию, чтобы он был в курсе происходивших там событий.

     

    Когда были начаты переговоры в Осло, я сразу же поставил его в известность об этом. Я постоянно информировал его о ходе процесса и развитии событий вокруг него, разумеется, Абу Мохер никому ни словом не обмолвился о том, что ему что-то известно о происходящем. Он сохранял все в тайне, стремясь гарантировать секретность переговоров. Когда соглашение было подписано, он открыто выступил в его поддержку. Его знаменитое выступление, состоявшееся 11.10.1993 в Центральном Палестинском Совете, где он достойно защищал соглашение, гневно и объективно опровергая тех, кто требовал разрыва договоренностей и осуждал руководство, в огромное степени повлияло на то, что большое число членов руководства и Революционного совета поддержало соглашение.

     

    Было бы полезно указать и на отставку Махмуда Дервиша с поста члена Исполкома. Эта отставка произошла до объявления о заключенном в Осло соглашении. Она была вызвана совсем другими причинами, а не соглашением. Атмосфера в Тунисе внушала горечь и разочарование. Дервиш был членом комиссии по контролю за переговорами в Вашингтоне. Он, в целом, знал о переговорах в Осло. На возможности решения проблемы он смотрел сердцем поэта и умом политика, он смотрел на них как испытанный человек, страдавший от оккупации, когда он жил в Израиле, понимавший менталитет израильтян, среди которых он жил более двадцати лет. Он знал образ жизни израильтян, их мышление, горизонты их устремлений, их противоречия и внутреннее положение. Поэтому-то, в конце концов, он и стал сторонником продолжения переговоров в Осло и последовавших за ними процессов. Он постоянно призывал меня не отчаиваться, не терять надежды, не отстраняться от идеи переговоров. Но все же он ушел в отставку. Это случилось потому, что работа в Исполкоме не отвечала его точке зрения как человека искусства, его чувствам как поэта, противоречила его творчеству как литератора.

     

    Между стремлением сохранить завесу тайны над переговорами в Осло и опасениями возможности возникновения спонтанных реакций в момент объявления о подписании соглашения существовали тонкие расчеты. С одной стороны, мы стремились окружить нашу работу максимальной секретностью. Это-то и поразило мир и потрясло многих, кому никогда не приходило в голову, что палестинцы, представляющие собой странную и удивительную мозаику партий и движений, могут хранить тайну и в течение целых девяти месяцев не позволяют со своей стороны ни одному слову просочиться в прессу или другие средства массовой информации. С другой же, мы целенаправленно и четко выбирали тех, кого можно в той или иной степени, в той или иной форме известить о происходивших событиях. Речь шла о палестинском уровне, включая членов Исполкома и ЦК, об арабском и международном уровнях. Соотношение между секретностью и выбором тех, кто был информирован, было точно рассчитано. Мы выбирали тех, кто в нужное время мог бы нам помочь. Иными словами, в той мере, в какой мы соблюдали секретность, в такой же информировали различные стороны, которым мы доверяли и которые могли бы гарантировать сохранение тайны. Эти стороны сохранили ее и поддержали нас. Мы знали, что человек - просто человек - враждебен тому, что ему неизвестно. Иными словами, неинформированность соответствующих сторон приведет их к отказу от мысли поддержать нас только потому, что они ничего не знали о происходящем. Даже если они и не высказали бы в категорической форме свой отказ, они, тем не менее, поставили бы нас в неловкое положение, которое впоследствии вылилось бы в наше недоверие к ним или их недоверие к нам. Именно этого мы и старались избежать, потому что мы всегда нуждаемся в тех, кто сможет нас поддержать, кто не будет выступать против нас или, по крайней мере, займет в отношении нас нейтральную позицию.

     

     

    С того момента, как, начиная с 21.05.1993 г., в переговорах стал участвовать генеральный директор израильского Министерства иностранных дел Ури Савир, я начал чувствовать уверенность в канале контактов через Осло. С этим каналом я стал связывать некоторые надежды, которые стали заставлять меня более оптимистично высказываться в присутствии моих помощников и сотрудников, а также тех, с кем я встречался в самых различных местах. Все удивлялись моему оптимистическому тону, слыша одновременно заявления различных членов руководства и членов делегации. Они говорили крайне пессимистично, заявляя, что переговоры в Вашингтоне зашли в тупик, что они не вернутся на следующий раунд переговоров.

     

    Начиная с мая 1993 г., мой оптимизм усилился. Я стал выражать надежду на успех, используя для этого самые различные поводы, прежде всего газетные комментарии и заявления. Во время закрытых заседаний я говорил резко и решительно, отмечая, что решение проблемы будет найдено до конца года. Вспоминаю в этой связи один любопытный случай. В Тунисе я встретился с Хасибом Саббагом, который меня спросил: "Слишком с большим оптимизмом ты говоришь. В чем здесь причина?". Я ответил: "У меня много информации, которая заставляет меня быть оптимистом. Я знаю, что происходит в Израиле и Америке. Я уверен, что очень скоро решение будет найдено". Хасиб ответил мне: "Я верю тому, что ты говоришь. Могу ли я полностью опираться на твои слова?". Я сказал: "Будь спокоен. Я вижу решение проблемы так же близко, как я вижу тебя. Решение неизбежно приближается".

     

    Потом я намекнул ему на то, что происходят некоторые, покрытые тайном подвижки. Я рассказал ему о сущности будущего решения, осветил все факты и проблемы, которые нужно будет решать.

     

    Саббаг поверил каждому моему слову. Он стал распространять полученные сообщения, не вдаваясь в детали и не ссылаясь на источник информации. Саббаг утверждал при этом, что решение будет найдено до конца года и что он во все это верит. Его услышал Мухсен Каттан - известный палестинский богач, мой друг, видный член Национального совета и Национального фонда, бывший в конце 60-х годов председателем Национального совета, ушедший в отставку и из Национального совета и из Национального фонда во время войны в Заливе, протестуя против проиракской позиции ООП. Он так прокомментировал его слова: "Полная чушь. Абсолютная бессмыслица. Тот, кто тебе это сказал, живет иллюзиями и фальшивыми мечтами. Организация распространяет подобные слухи для того, чтобы оправдать свое существование, для того, чтобы отвлечь внимание от ее ухудшающегося положения, которое уже почти привело к ее распаду. Распад же этот начался в результате ее бездумной политики, проводившейся во время войны в Заливе".

     

    Саббаг настаивал на правильности своей позиции и ни на йоту не отступал от нее. Они обсуждали этот вопрос в ходе встречи, на которой присутствовало много людей и среди них Абдель Маджид Шоман, глава совета правления Арабского банка. В конце концов, Каттан сказал: "Заключим пари? Я заплачу тебе миллион долларов, если до конца года будет заключено соглашение. А ты тоже заплатишь мне миллион долларов, если в назначенный срок соглашение не будет заключено. Эта сумма будет отдана в качестве пожертвования в благотворительный фонд". Саббаг принял пари, которое официально подтвердил Шоман. Затем Саббаг в ужасе связался со мной: "Ты уверен, что все, что мне сказал, правда?". Он добавил: "Я заключил пари с Мухсеном Каттаном на миллион долларов". Я ответил: "Успокойся! Можешь повысить ставку". Меньше, чем через полтора месяца было объявлено о заключении соглашения. Саббаг выиграл пари.

     

     

    Когда мы пришли к решению о начале диалога с израильтянами в Осло, мы столкнулись с финансовыми проблемами. Речь шла о расходах делегации, оплате билетов и проживания там, не привлекая к этому внимания сотрудников Национального фонда. Я договорился с Абу Аля о предоставлении мне личного займа на сумму десять тысяч долларов. Этот заем был записан на мое имя в бюджете движения ФАТХ. Я обязывался в соответствующее время погасить его. Я действительно получил эту сумму и передал членам делегации достаточно денег для того, чтобы они оплатили свои проездные билеты и проживание. Я поставил перед ними условие - не обращаться к сотрудникам аппарата Организации с просьбой забронировать им билеты. Они должны были сами направиться в представительства авиакомпаний и купить там билеты, но так, чтобы полет в Осло был не прямым. Они должны были оказаться там, посетив до этого другие места. Более того, каждый член делегации должен был добираться в Осло своим маршрутом. По пути туда они не должны были встречаться ни в одном европейском городе и, где бы они ни оказались, не обращаться в палестинские посольства по пути следования. Члены делегации категорически не имели права пользоваться телефонами. Им предписывалось возвращаться не одновременно и из различных пунктов. В Осло они должны были избегать даже случайной встречи с нашим послом в Норвегии или с кем-либо из сотрудников посольства.

     

    Когда первые десять тысяч долларов закончились, я попросил новую ссуду в десять тысяч долларов. Мне пришлось делать это в третий, четвертый и пятый раз. Когда сотрудник бюджетных органов ООП вручал мне пятую ссуду, то он сказал: "Дорогой брат Абу Мазен! Количество ссуд растет, а вы не только не погашаете их, но и не даете нам отчета в том, как вы их расходуете. Ваш счет будет закрыт". Я сказал ему: "Я собираюсь погасить их в самое ближайшее время, в течение срока не более двух недель". И, на самом деле, не прошло и двух недель, как было заявлено о заключении соглашения. Тогда я и смог сказать этому сотруднику: "ваши деньги отправились в Осло. Вот необходимые финансовые документы". Так я избавился от ссуд.

     

     

    Так развивались дела на палестинской стороне. А происходило ли что-либо заметное на израильской? Конечно, мы не знали ничего о том, кому в Израиле известно о канале связи через Осло. Рабин ограничил число людей, имевших информацию о переговорах там только "мини-кабинетом министров" - несколькими министрами, видными советниками и приближенными к нему чиновниками. Однако Шимон Перес был несдержан. Он делал многочисленные заявления, из которых можно было понять, что что-то происходит под прикрытием завесы секретности. Когда он говорил: "мы и палестинцы близки к достижению решения в большей степени, чем это предполагают некоторые", а делалось это в то время, как политики и журналисты не видели ничего утешительного в итогах переговоров в Вашингтоне, то все делали те выводы, которые можно было сделать. Все понимали, что где-то готовится стряпня. Свои оптимистические заявления Перес делал представителям прессы почти ежедневно. Он ни в коей мере не отрицал слухи о встречах с ним и совещаниях с другими лидерами. Он заставлял работать фантазию политиков и журналистов, воображавших невесть что по поводу этой темы. Одновременно он хотел подготовить израильское общественное мнение к мысли о нашей приемлемости для него. Поэтому он не пропускал ни одного случая, чтобы не подчеркнуть свой оптимизм, свою убежденность в том, что время урегулирования неизбежно приближается, порой он позволял себе так много откровенничать, что казалось, что он вот-вот все раскроет.

     

    19.07.1993 г. Шимон Перес был в Осло. Вечером того же дня вместе с сопровождавшей его делегацией он был приглашен на ужин послом Израиля в Норвегии. Была договоренность о том, что в тот момент, когда Перес прибудет в ресторан, его попросит к телефону норвежский министр. По телефону Пересу должны были сказать, что важные обстоятельства требуют его присутствия в резиденции премьер-министра. По сути дела, этот вызов был связан с тем, что должно было состояться парафирование декларации о принципах. Перес должен был присутствовать на этой исторической церемонии. После подписания он вернулся назад, к членам делегации и сотрудникам посольства так, как будто ничего не произошло.

     

    Когда мы были на заключительном этапе переговоров в Осло, то договорились с израильской делегацией, что обнародование соглашения будет выглядеть следующим образом. Текст соглашения посылается американцам, которые, в свою очередь, возвращают его обеим делегациям так, будто это американское предложение в его окончательном варианте, делегации должны или принять его, или отвергнуть. Но израильтяне допустили утечку текстов декларации и приложений к ней. Документы были опубликованы газетой "Едиот ахронот". Естественно, это испортило предварительную договоренность. Мы должны были перестроить сценарий обнародования соглашения. Американская администрация оказалась в крайне неловком положении. Ей было известно о проходивших переговорах, но она не относилась к ним с достаточной серьезностью. Ей не было известно и о парафировании соглашения в Осло. Если бы в этот момент американцы заявили, что они обо всем знают, что они стоят за этим соглашением, то все поняли бы, что они лгут. Если бы они заявили, что ни о чем не знают, то все подумали бы, что они последние, кто об этом узнал. А Америка, тем не менее, первый коспонсор переговорного процесса. Возникала необходимость проведения консультаций о способе американского заявления, касающегося переговоров в Осло. Мне стало известно, что американцы консультировались с д-ром Усамой аль Базом о том, как они должны объявить о канале палестино-израильских контактов через Осло. Так или иначе, но способ был найден. Им стало заявление Государственного департамента США, в котором говорилось, что израильтяне и палестинцы достигли соглашения при важной роли Соединенных Штатов. Такого рода форма была найдена после встречи Уоррена Кристофера с Пересом и Хольстом.

     

     

    13 октября 1993 г. было последним сроком утверждения палестино - израильского соглашения законодательными органами обеих сторон. Затем должна была немедленно начаться работа специальных комиссий по претворению Декларации о принципах. 10.10.1993 г. Арафат и Рабин достигли соглашения в Каире о создании этих комиссий, которые должны были действовать под руководством Высшего комитета, названного Комиссией по контролю. Эта комиссия должна была проводить свои совещания в Каире под моим руководством с палестинской стороны и под руководством Шимона Переса - с израильской.

     

    После завершения работы этой комиссии на ее первом заседании была проведена встреча между мной и Пересом. С его стороны на этой встрече был Йоси Сарид, израильский министр экологии, с нашей стороны - Саид Кемаль, посол Государства Палестина в Каире. Между нами была достигнута договоренность о тех проблемах, которые будут рассматриваться Комиссией по контролю и другими специализированными комиссиями. Кроме того, мы рассмотрели некоторые второстепенные вопросы. После этого Амр Муса, египетский министр иностранных дел пригласил нас на обед в здании Министерства иностранных дел. Я сидел вместе с Йоси Саридом, с которым мы говорили о многом, так как я был уже давно знаком с ним, хотя никогда раньше на подобных мероприятиях мы и не встречались. За обеденным столом он рассказал мне о своей политической биографии, начиная с того, как он был в Партии Труда, как он конфликтовал с Голдой Мейр, как ушел из партии и вступил в Движение гражданских прав, которое возглавляет Шуламит Алони. После этого он рассказал мне о создании тройственной коалиции, получившей название МЕРЕЦ, и о том, как в качестве представителя этого движения он стал министром в коалиционном правительстве вместе с лейбористами. Он очень не любил Рабина, резко критиковал его, отдавая предпочтение Шимону Пересу, считая его более открытым и гибким с точки зрения его политической позиции. Но, тем не менее, он уважал Рабина и сказал мне следующее: "Я не отступлю от него, потому что он владеет обстановкой".

     

    Затем разговор перешел к израильско-палестинскому соглашению, важности его реализации и необходимости быстрых действий в этом направлении. Сарид подчеркнул, что премьер-министр, полностью доверяющий ему, посвятил его в ход переговоров в Осло. Сарид же сохранил поступавшую ему информацию в тайне, так как считал, что происходившие события очень серьезны и очень важны. Он не мог с кем-либо говорить на эту тему и искренне считал, что было бы лучше, если бы он не знал эту тайну, поскольку она была для него тяжелым бременем.

     

    Далее он сказал: "Премьер-министр не был полностью уверен в канале контактов через Осло. Может быть, потому, что за этими контактами стоял Шимон Перес. Рабин же надеялся на то, что дела в Вашингтоне пойдут лучше, потому что за ними стояла Америка. Но затем Рабин резко переменил свою позицию. Это случилось тогда, когда ему через Ахмеда ат-Тиби было передано ваше письмо на имя Хаима Рамона, министра здравоохранения. Это было письмо, содержавшее пять вопросов и пять ответов".

     

    Я сказал Сариду: "Но ведь эти вопросы и ответы были вам известны. Их ведь до этого долго обсуждали в Осло. Они не содержали ничего нового".

     

    Он ответил: "На него подействовали не ответы. Его позицию переменило само устное послание".

     

    Тут-то я вспомнил, что произошло. В момент, когда Ат-Тиби с вопросами прибыл в Тунис, переговоры нашей делегации с ее коллегами по израильской делегации в Осло зашли в тупик. Дело касалось ряда основополагающих проблем. Было принято решение приостановить переговоры и вернуться в Тунис. Психологически я очень переживал происходящее. Свой гнев я вылил на Ат-Тиби и направил через него жесткое послание Рамону и Рабину. Я заявил, что мы прекратим переговоры, а я сам уйду с поста комиссии по переговорам. Конечно, я ни словом не обмолвился о том, что происходит в Осло. Свои слова я попросил его передать израильтянам. Впоследствии стало ясно, что Ат-Тиби был достаточно умен. Он сказал Хаиму Рамону, что Абу Мазен накануне отставки. Это, естественно, приведет к прекращению переговоров и, в итоге, к падению правительственной коалиции в Израиле. Таким образом, переданное Ат-Тиби послание изменило весь ход переговоров.

     

    После подписания соглашения я говорил с Ат-Тиби и объяснил ему смысл того послания, которое я просил его доставить. Он был необыкновенно счастлив потому, что он смог передать нечто такое, что сыграло важную роль в мирном процессе, хотя сам он об этом и не знал. Но ему так хотелось, чтобы этот процесс достиг своей цели.

     

    О переговорах в Осло знали немногие. Трое вели их непосредственно в Осло, трое - руководили процессом. Была достигнута договоренность о том, чтобы между Тунисом и Осло не использовались каналы телефонной связи, поэтому никто не знал номеров телефонов членов делегации. Более того, частые переезды членов делегации внутри Норвегии сделали крайне трудным осуществление телефонной связи с ними.

     

    Но мы позволили делегации ненадолго и в зашифрованной форме связываться с нами. Каждый из обсуждавшихся в ходе переговоров вопрос был пронумерован. Один экземпляр этой нумерации хранился у нас, другой - у делегации. Таким образом, если мы и говорили друг с другом по телефону, то говорили о цифрах, не вступая в детали обсуждавшегося вопроса и в течение очень короткого времени. Как подтвердилось впоследствии, прослушивание наших телефонов не дало какого-либо результата. Ни одно из тех государств, спецслужбы которых любят прослушивать линии международной телефонной связи, не получило интересующей его информации, хотя в течение девяти месяцев мы иногда и вели разговоры. В ходе каждого раунда переговоров (некоторые из них длились сорок восемь часов, другие же - семьдесят два часа) мы осуществляли только один или, если условия переговоров были особенно трудны, два телефонных разговора. Чаще всего по телефону говорил Хасан Асфур. На другом конце провода бывал только я. Абу Аля разговаривал очень редко, только если для этого был существенный повод. Но количество его переговоров можно сосчитать на пальцах одной руки. В течение всего срока переговоров делегация ни разу не разговаривала по телефону ни с Абу Аммаром, ни с Ясиром Абд Раббо.

     

    Конечно, мы не проводили никаких встреч ни в официальных кабинетах членов делегации, ни в официальных кабинетах руководителей. Все необходимые встречи мы устраивали только в моем доме, потому что я привык к тому, что ко мне приходили только те, с кем я заранее договаривался о встречах. Тем самым, мы были уверены, что никто не постучит в дверь, не помешает нам и не увидит присутствующих в доме. Разумеется, посетитель, никого не увидев в доме, не сможет задуматься о причинах встречи. Все встречи происходили по ночам, в разное время и недолго. Все вопросы обсуждались очень быстро. По их поводу сразу же принимались решения. Участники встреч расходились поодиночке, а не все вместе. К счастью, члены делегации ни у кого не вызывали никаких подозрений, никому не приходило в голову, что они могут участвовать в каких-то переговорах.

     

    Когда мы говорили по телефону, то называли переговоры в Осло словом "многосторонние". Разрешалось задавать только один вопрос: "как дела на многосторонних?". На этот вопрос отвечали только одним словом: "хорошо" или "плохо". Говорить долго или задавать дополнительные вопросы запрещалось. Задававший вопрос должен был ждать личной встречи, чтобы выяснить детали и более подробно их обсудить.

     

    Если нужно было выяснить по телефону дату выезда или приезда делегации, то задавался вопрос: "Вернулся ли летчик?". Речь шла о Хасане Асфуре. Абу Аля называли "Ахмед". Никогда не называлась страна, где проходили переговоры, никогда не назывались имена норвежских организаторов. Исключение составлял только один член норвежской делегации, которого называли "Абу Аджля". Его настоящее имя было Терри Ларсен, руководитель организации ФАФО в министерстве иностранных дел, ныне посол, служит в министерстве иностранных дел Норвегии. Так его назвали члены нашей делегации, потому что он всегда торопился и спешил[1]. Собственно, этот его псевдоним стал шифром для обозначения норвежской делегации и Норвегии.

     

    Мое имя наша делегация никогда не произносила. Но норвежцы дали мне псевдоним по-английски "THE HOLY SPIRIT" - "Святой дух". Этим именем меня называли члены всех трех делегаций. Когда кто-либо хотел упомянуть меня, то использовал этот псевдоним. Лично мне неизвестно, почему так меня назвали.

     

    После того, как к израильской делегации примкнул генеральный директор израильского МИДа Ури Савир, переговоры в Осло пошли лучше, и мы почувствовали, что приезд этого человека означает, что в израильской позиции происходят позитивные изменения. Дело заключалось в том, что первые двое членов израильской делегации Хиршфельд и Рон Пундик все время подчеркивали, что они присутствуют на переговорах только как представители научных кругов, не более того. Участие Савира в переговорах вызвало в нас прилив энтузиазма в отношении этого канала и повысило внимание к нему. Спустя один раунд после его приезда израильская делегация также получила кодовое название - "Абу Джаафар". Откуда взялось это название?

     

    Да, Абдель Латыфа Абу Хаджля, генерального директора политического департамента цен называли "Абу Джаафар" - "Отец Джаафара" - по имени его сына-первенца. Его пост соответствовал посту Ури Савира в министерстве иностранных дел Израиля. Может быть поэтому-то и появилась мысль назвать израильскую делегации и, в частности, Ури Савира именем "Абу Джаафар". Этот псевдоним стал известен представителям всех трех делегаций - палестинской, израильской и норвежской.

     

    [1] Дословно по-арабски "Отец спешки"

     

          

     Copyright © mylibrarytoshka05@gmail.com 
  • Бизнес
  • Доска объявлений
  • Служба знакомств
  • Служба рассылки!
  • Поисковая система по РИН
  • Рефераты